Неточные совпадения
Многие обрадовались бы видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и
столицы, но я ждал не того; я видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать», а жить и смотреть на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом
в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого путешествия
остается в голове хаос улиц, памятников, да и то ненадолго.
Кузнецкий мост через Петровку упирается
в широкий раструб узкого Кузнецкого переулка. На половине раструба стоял небольшой старый деревянный флигель с антресолями, окрашенный охрой. Такие дома
оставались только на окраинах
столицы. Здесь же,
в окружении каменных домов с зеркальными стеклами, кондитерской Трамбле и огромного Солодовниковского пассажа, этот дом бросался
в глаза своей старомодностью.
Между тем его сын, родившийся уже
в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери, тем не менее
в свое время умершим,
остался совершенно при одних своих средствах и с болезненною, страдающею, без ног, матерью
в одной из отдаленных губерний; сам же
в столице добывал деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и тем содержал себя сначала
в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея
в виду дальнейшую цель.
В Могилеве, на станции, встречаю фельдъегеря, разумеется, тотчас спрашиваю его: не знает ли он чего-нибудь о Пушкине. Он ничего не мог сообщить мне об нем, а рассказал только, что за несколько дней до его выезда сгорел
в Царском Селе Лицей,
остались одни стены и воспитанников поместили во флигеле. [Пожар
в здании Лицея был 12 мая.] Все это вместе заставило меня нетерпеливо желать скорей добраться до
столицы.
С тех пор, однако ж, как двукратно княгиня Чебылкина съездила с дочерью
в столицу, восторги немного поохладились: оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой человек — но пусть это
останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
Два брата,
оставшись вдвоем, долго сидели молча. Петр Михайлыч, от скуки, читал
в старых газетах известия о приехавших и уехавших из
столицы.
— Вы смотрите на это глазами вашего услужливого воображения, а я сужу об этом на основании моей пятидесятилетней опытности. Положим, что вы женитесь на той девице, о которой мы сейчас говорили. Она прекраснейшая девушка, и из нее, вероятно, выйдет превосходная жена, которая вас будет любить, сочувствовать всем вашим интересам; но вы не забывайте, что должны заниматься литературой, и тут сейчас же возникнет вопрос: где вы будете жить; здесь ли,
оставаясь смотрителем училища, или переедете
в столицу?
Москва же
в те далекие времена
оставалась воистину «порфироносною вдовою», которая не только не склонялась перед новой петербургской
столицей, но величественно презирала ее с высоты своих сорока сороков, своего несметного богатства и своей славной древней истории.
— Пока нет; я еду
в Петербург теперь, но так как
в моем разрешении возвратиться
в столицу ничего не сказано, чтобы я не жил
в Москве, то, вероятно, впоследствии я там и поселюсь, ибо, сами согласитесь, Егор Егорыч,
в мои годы одно только счастье и
остается человеку, чтобы жить около старых друзей.
Не одна 30-летняя вдова рыдала у ног его, не одна богатая барыня сыпала золотом, чтоб получить одну его улыбку…
в столице, на пышных праздниках, Юрий с злобною радостью старался ссорить своих красавиц, и потом, когда он замечал, что одна из них начинала изнемогать под бременем насмешек, он подходил, склонялся к ней с этой небрежной ловкостью самодовольного юноши, говорил, улыбался… и все ее соперницы бледнели… о как Юрий забавлялся сею тайной, но убивственной войною! но что ему
осталось от всего этого? — воспоминания? — да, но какие? горькие, обманчивые, подобно плодам, растущим на берегах Мертвого моря, которые, блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой горячий пепел! и ныне сердце Юрия всякий раз при мысли об Ольге, как трескучий факел, окропленный водою, с усилием и болью разгоралось; неровно, порывисто оно билось
в груди его, как ягненок под ножом жертвоприносителя.
Вы, мальчики, кончаете курс
в гимназии и уезжаете
в университет, чтобы больше никогда не возвращаться
в родной город, и женитесь
в столицах, а девочки
остаются!..
Да никто среди молодежи и не говорил о том, что готовятся какие-нибудь манифестации.
Столица жила своим веселым сезоном. То, что составляет"весь Петербург",
оставалось таким же жуирным, как и сорок четыре года спустя,
в день падения Порт-Артура или адских боен Ляояна и под Мукденом; такая же разряженная толпа
в театрах, ресторанах, загородных увеселительных кабаках.
На улицах картина ада
в золотой раме. Если бы не праздничное выражение на лицах дворников и городовых, то можно было бы подумать, что к
столице подступает неприятель. Взад и вперед, с треском и шумом снуют парадные сани и кареты… На тротуарах, высунув языки и тараща глаза, бегут визитеры… Бегут они с таким азартом, что ухвати жена Пантефрия какого-нибудь бегущего коллежского регистратора за фалду, то у нее
в руках
осталась бы не одна только фалда, но весь чиновничий бок с печенками и с селезенками…
Степан Сидорович оказался пророком — Аннушка вскоре по прибытии
в столицу вышла замуж за канцелярского писца, который с ее слов и строчил послания княгине, и за них последняя, конечно, не
оставалась в долгу и присылала гостинцы и деньги.
Приехали
в Петербург. Лиза умоляла своего спутника не
оставаться там более суток, хотя она никогда не видала северной
столицы. Все мысли, все чувства ее стремились к последнему пункту их путешествия; надо было ей повиноваться.
Несмотря на такие высокочеловеческие меры, москвичи смотрели на него недружелюбно и на первых же порах подожгли Головинский дворец,
в котором он остановился. Впрочем, это было, кажется, делом руки польских изобретателей «чудесного сна», которым не нравились меры, приводящие к спокойствию
в столице. Они жаждали смут и равнодушно смотрели на казни,
оставаясь безнаказанными.
В настоящее время
остались только некоторые храмы, на которых не изгладились еще следы глубокой древности нашей родной
столицы. Другие же памятники хотя и носят название древних, но реставрированы до неузнаваемости.
Собрался совет и на нем положили, чтобы архипастырь
остался блюсти
столицу,
в которой господствовало необычное смятение: все дела пресеклись, суды, приказы, лавки и караульни опустели. Ударить челом царю и «плакаться» избрано было посольство,
в числе которого поехал
в Александровскую слободу и князь Никита Прозоровский.
Этот указ, свидетельствуя, что распоряжения
в одной
столице согласовались со сделанными
в другой, окончательно рассеял все сомнения, какие могли еще
оставаться.
— Нет, вероятно, придется
остаться в Москве, мне предлагают место ординатора при клинике, там более материала для нашей науки и отказаться перейти
в столицу — грешно. Это значит пожертвовать наукой.
Императрица решила
в Москве
остаться всю зиму, и первопрестольная
столица в дни ее пребывания, как мы уже говорили, увидела невиданные до этого торжества и маскарады.
Прибыв вместе с войсками
в Петербург, Александр Васильевич Суворов
остался некоторое время
в столице.
Великий князь Николай Павлович одобрил это решение своего брата Михаила и даже отправил к нему генерала Толля, начальника главного штаба первой армии, главная квартира которой находилась
в Могилеве на Днестре, прибывшего
в столицу с тайным поручением к новому императору от главнокомандующего этой армией, графа Сакена, выразив ему желание, чтобы он
оставался в Неннале с великим князем, под предлогом, что они ожидают императора.
С кончиною Петра I многое начатое им
осталось неоконченным. Его преемники, Екатерина I и Петр II, ничего не сделали для Петербурга. Петр II думал даже
столицу перевести снова
в Москву, как размышлял это и сын Петра I — Алексей, так трагически окончивший свои дни.
В непродолжительное царствование Петра II Петербург особенно запустел, и на Васильевском острове, который тогда называли Преображенским, многие каменные дома были брошены неоконченными и стояли без крыш и потолков.
На дворе были «святки», до Крещения
оставалось несколько дней. Праздником и отсутствием графа, находившегося
в Петербурге, объяснялось это веселье. Граф Алексей Андреевич уже около трех месяцев не был
в своей «
столице», как остряки того времени называли Грузино.
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо,
в коем он требует от меня полицейских офицеров, для препровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий
столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за армией. Я всё вывез, мне
остается плакать об участи моего отечества».
Невесту, которая все продолжала держать себя
в строгом чине, подвел к алтарю сам герцог и
оставался первым гостем на пире, где присутствовала вся знать
столицы, но присутствовала также незримо и Немезида…
На вашей ответственности
останется, если неприятель
в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей
столице,
в которой не могло
остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностью и деятельностью, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие.
А
в дурах она
осталась оттого, что, во-первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, православное жестоко грабит,] армия разбита,
столица взята, и всё это pour les beaux yeux [ради прекрасных глаз,] du сардинское величество.
Лавочник
в его же присутствии наскоро изъяснил о нем, что он «из-за Москвы», — «оголел с голоду»: чей-то скот пригнал
в Петербург и хотел там
остаться дрова катать, чтобы домой денег послать, но у него
в ночлежном приюте какой-то странник украл пятнадцать рублей и скрылся, а он с горя ходил без ума и взят и выслан «с лишеньем
столицы», но не вытерпел и опять назад прибежал, чтобы свои пятнадцать рублей отыскивать.
Они привыкли приходить для усиления комплекта «услужающих»
в садиках, — а садики были «прикрыты», и «услужающие»
остались без дела и без хлеба
в столице.